Солнечным августовским днём, щедро отдававшим остаток нерастраченной летней жары, я подъехал к центральному гастроному, дабы запастись на неделю вперёд основными продуктами, обеспечив сытость своему временному отпускному холостяцкому существованию. Кликнув по кнопке брелка, услышал клацанье сработавших замков машины и вошёл в раскрытую настежь дверь магазина.
Уставившись на витрину в поисках ответа на вопрос, чем бы наполнить пару полиэтиленовых пакетов, предусмотрительно захваченных с собой, я услышал слева от себя до боли знакомый и однозначно неузнаваемый женский голос, который моментально наполнил грудь волнующим теплом, да так, что какое-то время просто не хотелось поворачивать голову в направлении его обладательницы. Но любопытство и непобедимый кобелиный инстинкт сделали своё дело.
Мой взгляд обнаружил выше среднего роста шатенку с клубком волос на затылке, беседовавшую о чём-то с продавщицей из хлебного отдела. Визуально не узнать я её не мог - Оксана Полякова, девочка из нашей школы, года на три-четыре старше меня. Из рассказов моей сестры следовало, что Оксана через два года после выпускного вечера вышла замуж за парня из её класса, сына местного торгового начальника. Ни её саму, ни её мужа я не видел со школьных времён, хотя и регулярно появлялся в нашем небольшом городке как во время обучения в вузе, так и в последующий период борьбы за право обустроенно осесть в столице.
На моей родине подолгу заглядываться на женщину не рекомендуется, дабы не давать пищу для обсуждения окружающим, которым до всего есть дело. Благоразумно отвернувшись, я приступил к покупкам, боковым зрением отслеживая ситуацию у хлебного прилавка. Пожалуй, мне никогда не понять, о чём столь долго могут разговаривать две женщины, наверняка не касаясь сексуальной, автомобильной и музыкальной тем. Я было уже собрался уходить, но в этот момент продавщицу, болтавшую с Оксаной, позвала другая для более конкретного исполнения служебных обязанностей.
- Здравствуй, Оксана!
Испуганное удивление в широко раскрытых глазах, два-три взмаха потрясных ресниц, признаки мыслительной деятельности и... о, чудо!
- Ой, Володя, здравствуй!
- А я думал, ты меня не вспомнишь.
- Ну как же, ты ведь известной фигурой в школе был - отличник, в ансамбле играл.
- Так вроде бы девочки мальчиков младше себя не замечали?
- А я вот тебя замечала, - лёгкое кокетливое смущение, потом уже спокойно, - ты моей подружке нравился, Тане Морозовой, она всё на танцах говорила: "И чего бы этому длинному с гитарой постарше не быть". Ты классно пел...
"Но теперь пою значительно реже. Да и ты изменилась. В том замечательном симбиозе наивной непорочности и завораживающей чувственности произошёл явный перекос в пользу второй за счёт первой. Да и как тут сохранить образ непорочности, когда летнее платье без стеснения обрисовывает раздавшиеся бёдра и утяжелившуюся грудь?"
- "Классно..." В наше время это словечко вроде бы не фигурировало.
- Так я же учительствую, а от нынешних детишек и не то ещё услышишь. Да и свои нет-нет, да и скажут что-нибудь этакое...
- А у вас их сколько?
- Двое. Старший в первый класс осенью пойдёт, а младшему - четыре. Хотим с Мишей его в садик отдать, хоть это и дорого сейчас стало, но у меня мама прибаливает, тяжело ей с ним.
"Какого чёрта я завёл этот пустой базар?" Внезапная вспышка злости была вызвана таким знакомым мне состоянием щемящей безнадёжности, когда страстно желаемая женщина кажется совершенно недоступной, и не видна тропинка, ведущая в её мир. Накопившийся некоторый опыт в общении с прекрасным полом позволял более чем усомниться в данном предположении, но изжить до конца первоначальную эмоциональную подавленность мне никак не удавалось.
- Я тебя, должно быть, задерживаю, дома ждут, когда мама вернётся и молочка принесёт?
Она как-то потухла и, глянув в сторону, произнесла безо всяких эмоций:
- Да нет, Миша с мальчишками в деревне у дедушки. Тот, как вышел на пенсию, дом купил там.
"Что ж ты сразу не сказала?"
- А ты почему им компанию не составляешь?
- Составляла, но директриса никому не подписала отпуск дольше середины августа, сказала, иначе кабинеты к учебному году не будут готовы.
Направились к выходу.
- Оксан, в магазине как-то неудобно, а так хочется поболтать. Давай заедем в "Пингвин", мороженым побалуемся...
Недоверчиво-вопросительный взгляд.
- Неудобно...
- Да чего там неудобного - выходной, спешить некуда, когда ещё выпадет возможность вот так поговорить.
- Вообще-то я в "Пингвине" уже сто лет не была. Там, говорят, ремонт сделали...
- Для столь почтенного возраста ты что-то слишком сногсшибательно выглядишь! Свёкр, наверно, молодильные яблоки в деревне выращивает или стедство Макропулоса изобрёл?
Кокетливая улыбка зарумянилась снова.
На стоянке рядом с гастрономом одиноко белела моя пятидверная "Нива".
- А я думала, что москвичи только на иномарках ездят.
"Провинциальные комплексы или желание отомстить за бестактно скомканный разговор?"
- Москва - город контрастов...
В нагревшемся тесном салоне машины очень живо чувствовалась её близость, голова кружилась от смеси ароматов духов и женского тела. Рука при переключении передач, казалось, скользила тыльной стороной кисти по её бедру, обтянутому подолом, нескромно предоставившему моему голодному взгляду полноватые круглые колени.
В прохладном полумраке пустующего в полдень кафе я, зарубив на корню попытки возражений, заказал ей два вида мороженного и сто пятьдесят "Бейлиса". Себе взял кофе, который проглотил залпом - успокаивает. Спросив разрешения, закурил.
- Ну рассказывай, как там Москва? Да, я что-то давно сестру твою не видела.
- Так она опять к своему вернулась, помирились. Вот я и приехал - надо с квартирой что-то решать.
- Сдавать будешь?
- Нет, геморроя больше, чем денег. Законсервирую, так сказать, временно. А дальше - как фишка ляжет. Продавать жалко, посмотрим...
Какое-то время она помолчала, задумчиво посасывая посеребрённую ложечку. Я курил уже вторую сигарету, пытаясь унять появившуюся в теле дрожь.
- Как поживаешь, семья, работа?
- Более-менее, не жалуюсь.
- Как отдыхается, чем занимаешься?
- Да ничем, дурака валяю.
"Как близко всё то, что спрятано под платьем - рукой дотянешься. Куда бы её можно было пригласить здесь? Домой - слишком откровенно, да и ей репутация - хлеб насущный. А если?.. Попытка - не пытка, блин, что ж я самые очевидные решения сразу не вижу?"
- Слу-ушай, я тут Толика Сапронова встретил, помнишь, он у нас на барабанах играл?
- Помню, конечно. Он ещё приударять за мной пытался, мне так смешно было...
"Естественно, смешно. У него отец - простой работяга, а не директор универмага.
Стоп, уймись, дурик. А не то опять что-нибудь не в тему ляпнешь."
- Ну в общем мы с ним посидели-выпили. Он шоферит дальнобойщиком где-то на Урале, а сейчас тоже в отпуске, у родителей. Мы сегодня вечером на ночную рыбалку собрались. Поехали с нами?
Минутное непонимающее вопросительное молчание, потом с нескрываемым негодованием:
- Как ты это себе представляешь?
- А чего тут представлять? Ночи сейчас теплущие. Сетку поставим, с бреднем походим. А когда стемнеет - самое интересное. Вдоль камышей с острожкой и фонарём. У Толикова отца резиновая лодка есть. Да мы с ним в прошлом году пару раз выбирались. Комаров в августе уже нет. Милое дело. Я для тебя палатку захвачу, со старых времён ещё осталась.
В глазах засветилась заинтересованность. "Чем же тебя до конца пронять?"
- Костерок организуем, уху сварим, песенки попоём, поболтаем. Накатим по чуть-чуть. Ну чего дома-то сидеть, ещё насидишься за зиму, а так хоть какой-то отдых, лето ведь, - протянул руку ладонью вверх.
- Ай, уговорил, чёрт языкастый! - шлёпнула ладошкой по моей пятерне.
Не зря был куплен дорогущий "Бейлис", что-то озорное и бесшабашное появилось во взгляде.
Однако при подъезде к дому разумная осторожность проявила себя в полной мере. Во двор попросила не заезжать, остановились на дороге у скверика. Здесь же приказала ждать её в назначенное время.
У меня в квартире заходился усталым треньканьем телефон.
- Эй, москвич хренов, тебя где, в натуре, носит? Ты раздумал, что ли?
- Толян, не гони, времени ещё - вагон. А я нам компаньоншу нашёл, не возражаешь?
- Тёлку, что ли, снял?
- Да нет, не то... Оксанку Полякову встретил. У неё муж с детьми в деревне. Пригласил. Поломалась, конечно, но согласилась.
- "То - не то". Умеешь ты их кадрить, Казанова х..в. Со мной бы она и говорить не стала. Только она по мужу Егорова сейчас.
"А вот это уже и вправду: то - не то..."
Ко всему необходимому на рыбалке я захватил самое необходимое - привезённые из Москвы бутылочку "Мартини" и две - армянского коньяка, страстно обожаемого Толиком и упрямо стремящегося к ценовой планке французского бренди. На заднем сиденье улеглась, недовольно погундев, служившая верой и правдой с юности гитара.
К удивлению, ждать Оксану пришлось недолго. Всего каких-то полчаса. Ещё большее удивление вызвал её наряд. Белая блузка с короткими рукавами на пуговичках, спортивные розовые штанишки, резинками обхватившие загорелые лодыжки. Лёгкие спортивные тапочки на ногах. Всё это великолепное легкомыслие венчала пластмассовая скоба, наподобие нимба обрамлявшая прелестную головку и не дававшая распущенным волосам затенять хорошенькое личико. В руке Оксана держала пакет с выглядывавшей розовой курточкой - второй частью спортивного костюма.
Джентельменствуя, я открыл для неё переднюю дверь. Она, чуть нагнувшись и опершись свободной рукой на спинку сиденья, юркнула в салон. Штанишки на мгновение обтянули аппетитную попку, через них отчётливо нарисовались белые трусики, лишив меня на пару секунд способности дышать и двигаться.
"Она что, купаться не собирается?.. Временные трудности!"- обожгла догадка с явным привкусом разочарования.
Обойдя машину спереди, я плюхнулся на деревянную плетёнку, постланную поверх кресла, завёл движок и тронулся, слишком быстро отпустив педаль сцепления. "Нивушка" пару раз дёрнулась, но не заглохла. Оксана бросила на меня недоумённый взгляд и тут же отвернулась.
До Толика доехали в молчании. Он принёс с собой свёрнутую тюком лодку, спортивную сумку, добротный центнер собственного веса и амбре свежевыпитого самогона. Кое-как разместившись сзади, бывший барабанщик наскоро поздоровался с Оксаной и потребовал музыкального сопровождения поездки. Уже на ходу я воткнул в магнитолу видавшую виды кассету, из динамиков кто-то запел голосом, очень похожим на мой, но более высоким и чистым, о том, что
"В жизни, увы, не случается то,
Что улыбается нам..."
Инструментальное сопровождение напоминало какофонию в школьной столовой во время обеда младших классов. В открытые окна с шумом врывался поток набегавшего воздуха. У него был запах ветра юности...
На месте быстро разбили палатку, накачали лодку и развели костёр. Мы с Толиком сплавали вверх по течению и установили сеть. Вернувшись, Толик незамедлительно предложил отметить начало рыбалки и тут же открыл одну из коньячных поллитровок. Я откупорил "Мартини". Чокнулись пластмассовыми стаканчиками, коньяк махом перекочевал в наши с Толиком пищеводы, после чего Толян догнался ещё одной порцией. Я воздержался. Закусили захваченными Оксаной бутербродами с ветчиной. Сама она цедила вермут маленькими глоточками, умиротворённо любуясь зеркальной поверхностью реки. В эти мгновения её лицо, и без того необыкновенно миловидное, светилось какой-то одухотворённой, обращённой в себя красотой. Мой взгляд как будто приклеился к её ладной фигуре, присевшей прямо на прибрежный песок.
Развернули бредешок, привязали к мотне магазинную гирю и процесс пошёл. Толик, периодически чертыхаясь и понося "грёбаных москвичей", тащил свой конец бредня по глубине, предоставив мне право похалявить у берега. Он же командовал вытаскивать, чувствуя толчок крупной рыбы или увидев подходящий для заброживания стоячий омут. Оксана следовала за нами с врученным ей пакетом, звонко похихикивая над Толиковыми эскападами и по-детски радуясь каждой рыбине или рыбёшке, попавшей в снасть.
Наконец, я почувствовал усталость и попросил отдыха. Вернулись к костру. Толик добродушно подтрунивал надо мной, доказывая, что "москвичи - настолько дохлые мужики, что им свою палку и то в тягость таскать". Мне было нечем парировать эту двусмысленную шутку, а в глазах Оксаны плясали озорные чёртики.
Естественно, ещё две порции приятно обжигающей жидкости перекочевали из бутылки в желудки рыбаков с транзитной остановкой в стаканчиках. Моя порция опять оказалась раза в два меньше. Оксана разминалась вермутом.
Толян становился всё благодушнее, и он вежливо попросил не мешать ему в приготовлении ухи. Звучало это примерно следующим образом:
- Так, нах, а ну марш острожить, рыба заждалась, а то я вас тут заместо ершей сварю.
Наскоро обучив Оксану обращению с орудием браконьерства, я стал подсвечивать фонарём, придерживая её за талию. Сердце от прикосновения руки к женскому телу колотилось, дрожь не унималась. Чувствовала ли она это? Говорят, женщины чувствуют всё. Как же им удаётся создавать видимость наивного непонимания происходящего?
После долгих безуспешных выцеливаний и попыток застрожить удача ей улыбнулась. Я поспешил с возвращением на берег.
Толик уже был - сплошное благодушие. Я с любопытством глянул на запасы спиртного - вторая бутылка коньяка была ополовинена, да и "Мартини" заметно поубавилось. Но уха была, как всегда, супер. Толян ни с кем не делился своим рецептом, выдавая лишь одно ноу-хау - перед снятием с огня следует вместо лаврушки опустить в уху на пять секунд стоячий х.., к чему я относился с некоторым недоверием. Всё-таки, уха - рыбный суп, а х.. - это какое-никакое мясо.
После трапезы, сдобренной спиртным, я взял гитару и что-то спел. Толик некоторое время поборолся со сном, но проиграл, упав на покрывало чуть поодаль костра.
Оксана сидела на поваленном стволе дерева, отполированном весенними паводками. Немигающий взгляд смотрел на догорающие угли, сложенные ладошки были зажаты между коленками. Я отложил гитару, подсел к ней, обнял. Она податливо откинулась мне на грудь. Мягкая полнота плеча, запах волос...
- Спать хочешь? Давай провожу в палатку?
Молча кивнула, встала.
Я пропустил её вперёд и нырнул следом под брезентовый полог. Оксана лежала на спине. Примостившись сбоку, провёл рукой по животу, расстегнул верхние пуговки блузки, спустил с плеча бретельку... Ладонь утонула в мягкой плоти с безвольно торчащим соском.
"Сдаётся? А как же временные трудности? Да пое@ть!"
- Володя, не надо...
Накрыл поцелуем задохнувшийся шёпот, ладонь с сожалением оставила грудь ради главного. Отталкивая пытающиеся сопротивляться её руки, приспустил штанишки с трусиками.
"Да нет никаких трудностей, померещилось".
Дыхания стало не хватать, оторвался от её губ, втянул воздух ртом.
- Ну не на-адо...
"Поздно, милая..."
Она как будто не участвовала в происходящем, лишь в самом конце подалась навстречу, издав еле слышный сдавленный полустон-полувздох...
Какое-то время я ещё оставался в ней, сцеловывая слёзы с пушистых ресниц. Потом, сцепив кисти у неё за спиной, перекатился, увлекая её на себя. Так и лежали: я - глядя на полоску слабого света, пробивавшегося через вход в палатку, она - уткнувшись мне в грудь. Чувство необъяснимой вины и переполнявшей нежности к женщине, только что отдавшейся мне, делало любые приходившие на ум слова пошлыми и ненужными. Лишь кончики пальцев сами собой поглаживали её волосы, плечи, спину...
Неожиданно Оксана откинулась, опершись ладонью мне на грудь, и пристально посмотрела в глаза. Потом мелкими поцелуями стала покрывать губы, подбородок, шею, спускаясь всё ниже и ниже...
"Боже, я этого недостоин!" Похоже, она считала иначе... Моя отдохнувшая плоть восстала с новой силой.
Не доводя дело до точки кипения, Оксана выпустила из губ окаянный отросток, села рядом и начала решительно освобождаться от мешающихся одёжек. Я поспешил последовать её примеру, потом сел рядом, просунув руки ей в подмышки и слегка сжав ладонями груди. Соски уже не были безвольными.
"Неужели можно досыта насладиться этой роскошью? А ведь мужу, должно быть, уже приелось!"
- Ну давай же,.. - нетерпеливо произнесла она, встав на четвереньки и уронив лицо на сложенные кисти. Упрашивать меня было не нужно...
В этот раз она отдавалась со всей страстью, с охами и стонами, требуя большей силы и скорости, шлёпая ладошкой по покрывалу. Я от этого зверел, сжимал что есть мочи её бёдра, стараясь загнать ей в лоно стебель как можно резче и на всю глубину. Оргазм получился настолько ярким , что мне в какой-то момент показалось, будто вспышка осветила ночной мрак палатки, заставив замереть на несколько мгновений...
Были ещё и третий, и четвёртый разы, но не от голодной неудовлетворённости, а из жадности, что это завтра может и не повториться...
Утром нас разбудил недовольный рык Толика:
- Эй, рыбаки, вы домой собираетесь?
Наскоро одевшись, мы выбрались на свет божий.
Толян сконфуженно отводил взгляд в сторону, я тоже чувствовал смущение, но, глянув на Оксану, с изумлением увидел во всём её облике спокойную и гордую уверенность.
Сплавали, сняли почти пустую сетку, перекусили оставшейся провизией, Толик влил в себя каким-то чудом сохранившийся вермут, свернулись и поехали в город.
Уже наедине, рядом со знакомым сквериком, я сказал ей, что позвоню вечером.
- Езжай, выспись для начала, - она смотрела на меня как бы свысока, с полуулыбкой взрослой женщины, наблюдающей за расшалившимся юнцом. Потом вышла и, не оборачиваясь, направилась по тропинке между деревьями к дому, повиливая бёдрами.
Вечером я позвонил, но её голос мне ответил: "Вы ошиблись номером". Успел лишь различить звучавший фоном детский голосок и разобрать одно слово - "мама".
Больше я Оксану не встречал. Квартиру по зиме сестра продала знакомым.
Что было в шутку, что - всерьёз?
Зачем случилось в жизни это?
Бессмысленный полувопрос
Не стоит и полуответа.
Невнятные полумечты
О встрече той, полуслучайной...
А где-то есть на свете ты,
И наша в прошлом - полутайна.
|
Назад
Конференция
Вперед
Списком
Ночная рыбалка
Редактировать
Ответить
Цитата
